Моя жена распласталась под бледным мясистым телом: водрузила крест на небритый торс, вцепилась когтями в кожу, будто висела над пропастью и отчаянно, с криком боролась за жизнь.
Я мог выдать свое присутствие, подчиниться задетому самолюбию, как сделал бы всякий мужчина: выпустить гнев, сбросить с супруги пыхтящее тело, подать на развод. Но есть выход лучше.
С этой жизнью что-то не так, раз жена променяла меня на жирный кусок мяса. Глубоко под кожу вонзилась болезненная заноза; рану не залечить: разрастется, будет гноить и напоминать о нелепой ошибке. Взаимные упреки, судебные тяжбы и воспоминания с привкусом дегтя — с другого конца ринга жизнь с чистого листа. Выбор очевиден.
Не знаю, кем буду на той стороне. Судьбы не повторяются, каждый раз делаю hard reset, но самое ценное — память о прошлых жизнях — остается со мной. Нельзя вернуться, не выйдет взглянуть назад, когда за спиной хлопнет дверь.
Над узкой речушкой мост в три шага шириной. По мутной воде мечется одинокий селезень; на том берегу дрожат тополя, сбрасывая бурые трупы в неспешный поток, дорога теряется в чаще. Ступаю по гладким усыпанным листьями доскам и закрываю глаза.
Над ухом пищит будильник. Сбрасываю остатки сна — без всякой уверенности, что действительно проснулся. На тумбочке томик Чехова и стакан воды, на полках корешки медицинских справочников. У кровати початая бутыль с запахом этанола; крышка закатилась под стол. В спальню врывается ураган восторга и машет хвостом — овчарка по кличке Лесси. Уж ты-то, сука, будешь верна?
Теперь я кардиохирург. Пятнадцать лет практики, не женат. Депрессия в легкой форме на почве хронического одиночества.
На операционном столе ладно скроенный механизм с неисправной деталью. Почти не волнуюсь: у новой личности годы опыта за спиной, и всё же крупица меня сжалась от страха, когда руки делали надрез, двигали опутанные сосудами ткани, дотрагивались до священного органа. У пальцев своя воля, а я — всего-то скромный наблюдатель. Впервые почувствовал себя лишним, неуместным придатком, шепотком в голове. Почти пятьдесят лет пропустил. Я ли это? Всё так запутано…
Наша вселенная — сгусток мыльных пузырей, и в каждом — особый вариант реальности. Те же судьбы, но в ином исполнении; линии, начертанные иным способом. Мне удалось отыскать червоточину — разрыв в мировой ткани.
Я был миллионером, многодетным отцом, владельцем ресторана, учителем, монахом и нищим. Был женщиной и трансгендером. Ребенком и стариком. Поиски идеальной жизни заканчивались одинаково — аркой моста над безымянной рекой. Первый раз вышел случайно — я искал лыжную трассу в пригороде — затем возвращался снова и снова. Как можно остановиться, не испробовав всех вариантов?
Пытался хитрить: пройти по мосту с другой стороны — проверял, можно ли сделать ход назад, если наткнусь на идеальную жизнь. Как оказалось, нельзя. Но я верю, что двигаюсь по кругу, словно стрелка часов, и, в конце концов, найду отправную точку.
Мучительно долгий писк ввинчивается в мозг. Руки дали осечку. Каюсь: вечером принял, сколько бы Лесси ни отговаривала. Наутро убил пациента. За дверями операционной его родные: надеются, верят, шепчут молитвы. Но сердце его мертво.
Бросаю скальпель и уношу ноги. Со мной случалось всякое дерьмо, но убивать еще не приходилось. По лицу стекает липкий пот, пока я сдергиваю маску, халат и бросаю в урну на входе. Жму на газ, ищу заветную точку на карте.
«Вы на месте», — пропел навигатор, но глаза отказываются верить. Река так же лениво волочит воды, те же деревья растут в форме буквы «М», но моста нет. Темная растекшаяся по земле артерия без надежды на просвет.
В отчаянии бросаюсь в поток. Вода едва достает до груди, я бегу по вязкому дну, водоросли цепляют за ноги, тянут — оступаюсь и плюхаюсь с головой, глотая реку с привкусом меди. Наконец выползаю на берег. Я не проснулся.
Проклятье.
